Мне тут знакомая прислала свою статью. Не знаю, как вам покажется, а я для себя нашла несколько интересных мыслей, с которыми не прочь согласиться.
Адамов язык и одно богатое словo
не задавай мне вопросов
тогда я не стану лгать
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» - изрек Иоанн, и с тех пор началась та культура, которую сейчас принято считать европейской и по ошибке общемировой. Христианство стало почти уникальным языком, который смог объединить народы. Оно стало тем в века умирающим Отцом, который заставил собраться воедино у его колыбели (она же - смертный одр) всех сродников и потомков, даже изначально не знающих о своем родстве. Вся ныне господствующая в Европе культура начиналась с Библии, и теперь все есть история цитирования или употребления узнаваемых штампов и символов в непривычном контексте. Христианство изначально было религией «униженных и оскорбленных», никакой гордыни и мысли о мировой гегемонии в нем не было, да и после «легализации» учение распространялось довольно мирно. Это Магомет насаждал новую религию огнем и мечем, а первые христиане от огня и меча предпочитали страдать сами – дабы явить примеры силы духа и верности учению Спасителя. Евреи в свое время потеряли государственность и независимость, потому что отказались пойти на компромисс с другими религиями, а иудаизм не стал всемирной религией, т.к. не согласился признать другие нации равно богоизбранными и принять национальные привычки других народов. Любая избранная раса проклята. Христианство решило пойти другим путем – путем диалога различных культур и цивилизационных особенностей, отсюда такое количество языческих отголосков в различных христианских конфессиях. Христианство утвердилось как одна из мировых религий не только потому, что являло собой новую оригинальную концепцию мировосприятия, но и потому, что отвечало нуждам и чаяниям людей. Оно смогло поглотить языческие культы и более менее успешно убедить их адептов, что просить милости у нового Бога эффективнее, чем у местных божеств. Религия должна была обслуживать не только духовную, но и бытовую сторону жизни. В зависимости от занятий людей появлялись различные молитвы, служитель освящал своим присутствием самую обыденную жизни: он крестил, отпевал, венчал, благословлял, исповедовал, причащал etc. По сути же все таинства церкви сводимы к прошению успеха и удачи пусть и в самом безнадежном деле. Изменялись занятия людей, условия жизни – менялась и религия. Не отступая от своих догматов, она должна была соответствовать историческому моменту; стремилась быть ближе и понятней человеку, стать его повседневностью. Религия как любое живое существо не останавливалась в своем развитии, рост этот не всегда проходил безболезненно – случались расколы церквей, религиозные войны. Так, например, предпринимательство и ростовщичество, как всякая активная мирская жизнь, осуждалось ортодоксальными христианами, что спровоцировало Реформацию. Жители Эфиопии на основе традиционного православия создали собственное верование – растафарианство, которое стало выражением идеи о превосходстве черной расы над остальными. Каждый искал в религии благословление, подтверждение собственной угодности Богу, невзирая на национальность, тип занятий и образ жизни. Чтобы избежать раскола паствы, Церковь шла на уступки, смягчала свои законы. Однако до сих пор ни одна из христианских конфессий не признает гомосексуализм нормой, естественной формой человеческих взаимоотношений.
Возникает сомнение в адекватности восприятия христианского учения самими церковниками, получается ситуация из разряда «слепой поводырь». Ведь Христос учил «возлюби ближнего», а Церковь заявляет, что грешника любить нельзя, пока он не признает свой грех, причем, что считать грехом так же определяет Церковь. (Прямо это говориться в основном в апокрифах, например в «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова (сокращённо "Сирах"), но официальная Церковь негласно поддерживает такую позицию). То есть, конечно, грешника тоже надо любить - как завещал нам сами знаете Кто - , но нужно помочь ему раскаяться и грех свой победить, помощь же эта как гуманнейшая в мире советская психиатрия добровольно-принудительна. Причем если католики заявляют, что «мы отрицательно относимся к регистрации «однополых браков» светскими властями. В то же время наша церковь считает, что мужчины и женщины с гомосексуальными наклонностями имеют право на уважение, сочувствие и понимание и ни в коем случае не должны подвергаться дискриминации в обществе», то позиция РПЦ (закрепленная в «Основах социальной концепции Русской православной церкви» от 2000г.) принципиально иная – «церковь считает гомосексуальность греховным повреждением человеческой природы, которая преодолевается в духовном усилии, ведущем к исцелению и личностному возрастанию человека». Более того, «церковь решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как «норму», а тем более как предмет гордости и пример подражания». Возникает вполне справедливый вопрос «а судьи кто?» и на каком основании они судят? Любой человек грешен (по определению), значит, судья должен быть непогрешим. Непогрешимостью у католиков обладает Папа Римский, у православных – Церковь (то есть сообщество всех христиан). Если в случае Римской Католической Церкви все логично – ответственность за неприятие гомосексуальных отношений всецело лежит на Папе (оставим это на его совести), то в случае с РПЦ начинается махровый российский абсурд – грехом однополую любовь (хотя, казалось бы: как любовь может быть грехом?) признает Церковь, то есть все, то есть каждый. А это в свою очередь значит, что чиновники РПЦ считают себя как минимум носителями нормы – опасное, надо заметить, состояние психики; хотя можно довольно просто парировать любые попытки объявить твой образ жизни ненормальным "Я не живу, как вы, по той причине, по которой вы не живете так, как я".
Отношения к гомосексуализму показывает комплексы самого христианства. И тут оказываются неожиданно родственными нелюбовь к гомосексуалистам и евреям. Первым вменяется вина за то, что они совершают преступления против воли Божьей, вторым – за то, что Христа распяли. На деле же оказывается, что это не вопрос нетерпимости, а вопрос неприятия пола, а значит и человеческого в человеке. Малочисленные (в мировом масштабе) христиане не любят евреев за плодовитость и чадолюбие – инстинкт оказывается сильнее разума. Официальная точка зрения (в распятии Христа виноваты все люди, ибо все грешны, а Он за грехи наши страдал) ничуть не мешает бытовому антисемитизму. Не надо забывать, что иудеи и христиане – дети одного Отца; у них одна первооснова, один корень и кардинально разошлись они в восприятии Христа: иудеи Его мессией не признали. Бог, вполне вероятно, един в трех лицах, только вот как луч, проходящий через среды различной плотности, меняет свою направленность, так и Бог, идея Божественного промысла в Ветхом и Новом завете вовсе не одно и тоже. Бог-Отец завещал «плодится и размножаться», творить и любить (т.е. подтверждать собою, что создан по образу и подобию). Христос учил любви, но любви иной. Христианская любовь есть в некотором смысле равнодушие, правда, одинаково радушное ко всем. Христианство – психология абсолютной женщины, содомита или проститутки. Если допустить активное творческое начало в этой любви, направленность во вне, а не внутрь, то это только обнажает антигуманность христианской концепции – Церковь учит, что мир жив любовью, что он ею создан и при необходимости будет спасен. Любовь является активной творческой энергией только, если она напряжение всех духовных сил – но как не может никакая мышца находиться в постоянном напряжении, так и постоянное духовное усилие для несовершенной человеческой породы губительно. Будда был против излишне сурового аскетизма, так как он скорее мешает достижению Просветления – оттягивает силы на побочные цели. Поэтому любовь хронологически всегда короче жизни, даже если она идеальная и вечная. Такое несоответствие ведет либо к трагедии, либо к греху, что тоже, по сути – трагедия.
Так же следует отметить совершенно различный подход к вину в этих двух мировых религиях. Если в священных книгах иудеев пишется главным образом, что вино разжижает кровь и ослабляет половую силу (в отличие от чеснока и щуки – столь любимых евреями), то в Новом Завете вино – кровь Христова. Каждый должен разжижать себе кровь принятием вина во время причастия, уподобляться Спасителю, ведь при распятии обнаружилось, что кровь Его разбавлена водой. Самые «плодовитые» нации – сухозаконники, в то время как для христиан потребление вина традиционно. Способность уйти в запой по первому зову противоречит супружескому долгу. Алкоголь возбуждает аппетит чисто гастрономического свойства, убивая отчасти аппетит сексуальный. Один инстинкт подменяется другим. Отсюда в русской классической литературе, которая к физиологии вообще и телесности в частности всегда относилась с невниманием и легким пренебрежением, в отсутствии хотя бы отдаленно-эротических описаний, преобладают описания потребления пищи. Пьянство оказывается ближе к монашеству, к аскезе, чем воздержание от вина. Пьянство отказ от силы, т.е. отказ от мужского, передача себя в руки Господа. От неумеренного потребления алкоголя человек засыпает, т.е. впадает в бездейственное состояние. Выражение «мертвецки пьян» выражает суровую мудрость: пьянство – примерка смерти, похмелье – репетиция воскресения. Как писал Венечка Ерофеев в бессмертной поэме «Москва-Петушки»: «Что может быть благородней, например, чем экспериментировать на себе? Я в их годы делал так: вечером в четверг выпивал одним махом три с половиною литра ерша – выпивал и ложился спать, не разуваясь, с одной лишь мыслью: проснусь утром в пятницу или не проснусь?» Недаром на Руси пьяненьких любили ничуть не меньше, чем сирых, убогих и блаженных.
Иное отношение к плотскому, к человеческому, к любви создало христианство. Андреев, не читавший Писания, довольно справедливо угадал и изобразил психологию апостолов. Первохристиане по психотипу - сублимированные содомиты, т.к. Евангелие начинается с непорочного зачатия, т.е. с отрицания пола, с утверждения, что у Богоматери не могло быть детей, следовательно, братья Христовы, о которых говорится в Писании, – братья духовные, а не молочные. Христос (идеал нового человека) беспол и бессеменен, т.к. без семени рожден; христиане стесняются своего размножения как дети бесплодного отца. Отвращениебезразличие к женщине есть отвращениебезразличие к жизни. Такая старая традиция как рыцарство имеет много общего с идеей монашества – различается только цель и объект служения. Рыцарство ведь довольно эффективный способ бегства от реальной женщины. А вместе с тем и от жизни (женщина ведь традиционный и весьма агрессивный символ жизни – в глубоко физиологичном смысле; от нее-то и убегали к мифической Прекрасной Даме). Недаром в куртуазной средневековой поэзии было четкое правило – любить можно только чужую жену, в этом-то и высший смысл, чтобы любить не обладая.
Христос один из первых в мировой истории героев - покорившихся. Христианство в фундаменте своем имеет чудо: родить без похоти не отвлеченною идею, а ребенка - первое чудо, от которого в геометрической прогрессии стали происходить и множиться другие чудеса. Православие, как считается, наименее отошло от первоначального христианства и имеет определенную связь с буддизмом, т.к. направлено не на обустройство жизни на земле, а на достижение посмертного блаженства. Западный же подход к христианству – это желание усовершенствования, возведения цивилизации, т.е. стремление получать удовольствия здесь и сейчас, обустройство мира для своих детей, стремление к «сближению, к совокуплению, к рождению детей, к жизни бесконечной здесь на земле». В средневековой Японии дзен был особенно распространен в среде самураев, которые кроме дзен практиковали и гомосексуализм. Конечно, это можно объявить гомосексуализмом ситуативным, вынужденным, но он никоим образом не противоречит буддизму. Ведь цель буддизма – обретение свободы от желаний, от привязанностей. Самурай не должен быть семьянином и крепким хозяйственником не потому, что это противоречило его мужской сути, а потому, что дети, жена, хозяйство – соблазн остаться на земле, закрепиться на ней. Ни что не должно мешать стремлению к духовному росту. Так в православии никого нельзя любить больше Бога, даже своих детей. А самурай достигнет просветления скорее, чем монах. Считалось что, гомосексуальность "привез" в Японию в девятом веке буддистский монах Кукаи. Монахам запрещалась любая форма сексуальной активности, однако гетеросексуальные сношения воспринимались как больший грех. Женщины (и чужеземцы) воспринимались как существа потенциально «нечистые». Согласно конфуцианскому учению о Инь и Ян, слишком многочисленные сексуальные контакты с женщинами могли снизить духовную энергию монаха, а потому были крайне нежелательны. Наоборот, гомосексуальное сношение не влекло за собой потери жизненно важной мужской сущности Ян. «Мы должны помнить, что ко всему в мире мы привязываемся через семя свое; как всем в мире мы пользуемся для семени своего». Иметь близкие отношения можно с кем угодно, но любить, страдать, принимать личное участие в судьбе возлюбленного самураю запрещается. Гомосексуализм – некоторая переходная стадия, когда желание не сопряжено напрямую с соблазном остаться в чувственном мире.
Корневая близость религиозного и полового (отрицаемая Церковью) в том, что любой верующий страстен. Страсти, как известно, - слово многозначное. Любой человек ищет наслаждения, в нем он интуитивно видит смысл существования. Какая разница, что его дарует - оргазм или религиозный экстаз? влюбленность в своего Бога фиксируется и на языковом уровне. Отсюда все эти «невесты Божии» и «братья во Христе». Поэтому рождение происходит во грехе и в муках, необходимость продолжения рода – наказание. В древних религиях (шумерской, например) смысл размножения сводиться к необходимости беспрерывного обслуживания богов – в частности забота о их пропитании. Любой брак в христианстве – это скверно, исключительная помеха для Божественной любви, но уж если он необходим, то должен быть четко обоснован, должен иметь совершенно определенную, одну на всех цель – деторождение с последующим воспитанием из этих чад полноценных христиан. Христос не учил жить, Он учил умирать. Отказ и от детей (цели), и от удовольствия (продукта с биологической точки зрения побочного, как кислород побочен при фотосинтезе) – т.е. отказ от жизни во имя смерти: не обновление, а подмена, полное изменение всех характеристик. Уклонение же от воспроизводства должно быть четко мотивировано – иночество, например. Никакой праздности. Схимники подают пример. Тот, кто не может соответствовать столь высоким требованиям (в том числе умертвлять свое желание) должны плодить тех, кто будет на этих примерах воспитываться.
Для церкви гомосексуализм не просто отклонение от нормы, но еще и противление законам Божьим. Получается невинное, непорочное зачатие греха в себе, неосознанное нарушение заповеди, а гомосексуализм – неприятие родителей или их образа жизни - внешний симптом нарушения заповеди, что (по мнению церковников) преступление. Но и самих священников можно укорить в перевирании Моисеевых заповедей. В Евангелие от Матфея говориться «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими; а сначала было не так; но Я [Иисус] говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует". Однако никакой травли разведенных на данный момент не наблюдается. Чтить родителей в Ветхом и Новом завете суть разные вещи. В ветхозаветные времена Бога потчевали (т.е. чтили) животными жертвами, родителей чтили повторением их пути (признание его верным). Какая же преемственность поколений без продолжения рода? родители – те, кто родили, значит, и почитать их нужно совокуплением и рождением нового человека, того, кто будет нести в себе их гены, кто позволит им не умереть окончательно. В христианстве перешли на целование креста, икон и ручек у родителей. «Богу нечего делать в плотской любви. Богу нечего делать во всех этих напастях, разве что избавить нас от них»
Церковники – тоже люди. Они так же не хотят терять свое положение. В боязни потерять власть сходятся как Сцилла и Харибда неприятие пола и боязнь сокращение христианской популяции. Христианство с изяществом канатного плясуна балансирует между двумя этими чудовищами и не знает, как с ними справиться. Несмотря на объявления монашества и аскетизма (с обязательным компонентом – воздержание) основой христианства, «люди рожали и рождали: и в этом одном христианство, как выразился Достоевский, и "не удалось"». Так что гомофобия или запрет абортов – суть проявление одного беспокойства. Греки (как и прочие язычники), которые подобных комплексов были лишены, не считали однополую любовь чем-то противоестественным, и даже всячески ее воспевали как истинное слияние душ, не отягченное необходимостью деторождения. Гомосексуализм процветает только в безбожии (в смысле отрицания христианского Бога как идеала). Примеры тому из отечественной истории – нигилисты XIX века. В том числе и карикатурные «эмансипэ» a la madam Кукшина и прочие «углекислые феи», а так же просто умные женщины, мало описанные русскими литераторами, коротко стригущие волосы, еще не носящие брюки, но уже курящие табак и рассуждающие о политике. Как писал Розанов в свойственной ему экспрессивной манере: « "не Мадонна, а вахмистр". Их и не любят мужчины. Но уже начинают любить женщины. Слезы, тоска, мечты. Грезы. Стихи, много стихов. Философия, длинная философия! Кстати, и некоторое призвание к ней. "Вахмистр в юбке" усваивает легко и Маркса и Куно-Фишера, и вообще умственно, духовно, идейно, словесно, рабоче куда выше "слабого пола"». Ныне появляются концепции, утверждающие, что в условиях современного кризиса христианства, именно лесбийская этика может стать господствующей. По крайней мере, в России.
Если не следовать примеру большинству христиан, считающих Библию не аллегорией, а документальным описанием реальных событий, то становиться неважно был ли Адам (то есть условный мужчина) первым человеком. Тем более что генетики находят все больше доказательств тому, что первичен именно женский генотип. Важно, что Адам был преемником Творца. Адам давал всему имена – четкие и понятные. Так он копировал Отца, точнее Слово, но уже этим посягал на создание языка. Первый же человек оказался грешен по своей природе, когда грехи умножились, появился язык. Он был дан в наказанье забывшим Слово. Об этом же говорит и тетка Цветаевой в «пленном духе»: «То-то символизм какой-то выдумали, что символа веры не знают!». Первый человек от рождения нес в себе грех и язык, ведь нет в мире ничего порочнее языка. «Язык – вторичный детородный орган». Потребность давать всему имена неистребима. Человек мыслит настолько широко, насколько ему позволяет язык – ведь именно он создает реальность. Как говориться «Мадмуазель Собак слыла культурной девушкой: в ее словаре было около ста восьмидесяти слов. При этом ей было известно одно такое слово, которое Эллочке даже не могло присниться. Это было богатое слово: гомосексуализм». И это богатое слово, несмотря на свой почтенный возраст, все еще способно вызывать реакцию, а значит продолжать свою жизнь. Ведь только канонизированный язык скоро становиться менее подвижным, а то и статичным, и имеет все шансы в близком времени выродиться в мертвый.
Любое общество добивается стабильности, а подспудно и умерщвления языка. Тяга к некрореализму заложена генетически. Любая инициация – это игровое переосмысление смерти, ее репетиция. Развитый язык подчиняет себе носителя, в то время как язык молодой и не столь развитый позволяет каждому желающему стать демиургом в рамках хотя бы одного слова. Он беззуб, наивен и податлив: с ним можно вытворять слишком многое. Мертвый же язык – это вирус, не способный к дальнейшему размножению. Неразумное, безъядерное существо, потерявшее смысл существования. На этой стадии, чтоб хоть как-то выжить, ему приходиться всецело отдаться коллекционерам забытых вещей, снобам, ученым (каждый ученный в душе более патологоанатом, чем конкистадор) и прочим ценителям. Как всякий вирус – некогда весьма грозный, уносивший жизни миллионов - он заточен в пробирки, доступен извращенному вниманию всякого собирателя редкостей. Любой язык на любой стадии развития – это вирус. «Вирус должен паразитировать на носителе для того, чтобы выжить. Он использует клеточный материал носителя, чтобы производить копии самого себя». Бушует безвредная (казалось бы) эпидемия. Общество заражено языком. Попробуйте отвоевать себя хотя бы немного абсолютной внутренней тишины - вы практически сразу почувствуете сильнейшее внутреннее сопротивление. При этом «если вирус не вызывает никаких вредных симптомов, мы никак не можем убедиться в его существовании». Смысл перехода к письменной и постписьменной эпохе в предоставлении права продолжать разговор и в отсутствии собеседников, не испытывая при этом необходимость говорить с собой. В «Чевенгуре» есть такая мысль: «Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует. Но беседовать самому с собой – это искусство, беседовать с другими людьми - забава». Бродский едва ли не первый сказал, что для поэта важен именно язык. Это же он видел в Платонове. В предисловии к его книге Бродский писал: «Платонов, сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной поверхности, занимаясь хитросплетениями сюжета, типографскими изысками и стилистическими кружевами». Взаимодействие человека и языка – что это? паразитизм или симбиоз? Так или иначе, внеязыковой способ коммуникации малоэффективен. Все стало знаки и символы. Цель христианства в уничтожении языка, (т.к. язык – вирус, способный развиваться благодаря несовершенству человеческой природы), точнее в возвращении сначала к первоязыку (т.е. к адамову языку), а потом и к единичному и всеобъятному Слову, т.е. переход в абсолютное ничто. На этом нынешний цикл закончиться, чтобы породить следующий. Тогда Ева опять войдет в ребро, а Адам обратится в глину. Мир вернется в зародыш, т.к. он изначально запрограммирован на самоуничтожение. Это и будет Царство Божие. Для сведения множества индивидуальных языков в один и нужна строгая нормативность религии, вся эта разветвленная система запретов. Тех, кто табу нарушает, ждет либо отлучение, либо замалчивание. Недаром в XIX веке гомосексуализм именовали «неназываемым пороком». Иногда лучший способ отстоять свои ворота – просто встать к ним лицом, отвернуться от происходящего на поле. Такова позиция вратаря в настольном хоккее, защищающего правый ближний угол. Или дирижера, отвернувшегося от публики во имя чего-то большего (конкретно – удобства управления).
Мужчины и женщины говорят на разных языках (что выражается не только лексически, но и фонетически) и бредят на разных волнах. «У нас в языках ни одного общего слова» - не просто красивая фраза. Адам был самодостаточен, пока ему не навязали Еву. Ева – символ неизбежности коммуникации. Адам просто пытался копировать Слово, а Ева придала этим копиям порочный смысл. «Содомит более древний человек, он Адам, из которого еще не вышла Ева. Он предшествует человеку, который начал плодиться и размножаться». Адам и Ева созданы разнонаправленными энергиями. Всегда находятся люди, не желающие преодолевать это сопротивление. Идущие кружевными путями оставляют по себе самый замысловатый след. Выбор траектории должен диктоваться не пунктом назначения, а самой философии дороги (пути, если хотите). Есть такая китайская народная (?) мудрость: «Если мы не изменим маршрут, то к ужасу своему обнаружим, что пришли именно туда, куда намеривались».
И легкие пути неисповедимы.
___________________________
Лучше быть последним в стае, чем первым в стаде. (© Я)