Одинокая птица над полем кружит,
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки,что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порватых жил.
Если вздыбленна шерсть,если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня,как я жил.
Я в кромешной ночи,как в трясине тонул,
Забывал,каков над землёй небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул,
До чужой лишь потом докатился черёд.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, что бы я не сломал,
И цепи, что бы мой задержала прыжок.
Не бывает на свете тропы без конца,
И следов, что на веки ушли в темноту.
А ещё не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы тетевы за четыре шага.
Я боюсь одного-умереть от прыжка,
Не услышав, как треснет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал там меня в далеке...
Я бы спрятал клинки и улёгся у ног,
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил и хранил, и берёг,
Просто так, за любовь, улыбнувшейся мне...
...Но не ждут, и по прежнему путь одинок.
И охото завыть, вскинув морду к луне...