Мои любимые стихи

[Akrill]

Всё кончено. Надежда - на исходе.
Мне трудно этим воздухом дышать.
Под ветхим саваном хрипит душа,
Обрывки мыслей серой пеной бродят.

Ещё один удар. Какой по счёту?
Не буду врать, не помню. И - зачем?
В очередном безжалостном луче
Горит попытка робкого полёта.

Мне не везло всегда. По мелочам,
По крупному. Я думал, что привык,
Ан нет, не получилось... Мой язык
Не вовремя ругался и молчал,

Не вовремя любил и ненавидел.
Нет места на исписанных листах
Для доброй светлой сказки. Я устал
Раз в сутки двери отворять обиде.

Зачем долбить незыблемую стену?
Зачем сражаться? Результат один:
С младенчества - до призрачных седин
Огонь ни разу не бежал по венам.

Сойду с пути - в угоду злой Судьбе.
Сложу оружье. Уступлю войну...
Но кто-то вдруг язвительно шепнул:
"Сдаваться? Только - самому себе!

Забудь о мире равнодушных глаз!
Ты сам - Убийца и Творец Вселенных,
Наивных, мудрых, странных, и - бесценных..."
Пусть, проиграл, но - жив. Не в этот раз!"

Гримасы возмущения на лицах
Собравшихся меня похоронить.
Разорван душный круг пустой возни.
Всё кончено. Но всё ещё случится!



Иванова

[Akrill]

Кровь за кровь, смерть за смерть - это древний закон.
Без оглядки на постные лики икон.
Подставляющий щеку - получит вдвойне.
Кровь за кровь, смерть за смерть - это ясно вполне.
Это - битва миров, это - истины час,
Это время на прочность тестирует нас.
Смерть за смерть. Аспирином не вылечить рак.
Мы их или они нас - иначе никак.
Пусть гремит, как набат, пусть звенит, как струна,
Это точное звонкое слово - война!
Не о том, куда нефти и золоту течь -
О спасении цивилизации речь!
Ни при чем о правах человека слова -
Не для бешеных псов человека права.
Надо бешеных псов истребить на корню -
Смерть за смерть, кровь за кровь, и к чертям болтовню!
Гуманизма иллюзии хуже оков -
Смерть за смерть! Не щадите ни сук, ни щенков!
Вы же видели сами в те страшные дни,
Как над нашею кровью ликуют они;
Орды выродков пляшут - ну что ж, подождем,
Как попляшут они под свинцовым дождем!
Смерть за смерть! Пусть ракеты их рвут на куски!
Пусть нечистая кровь орошает пески!
Пусть воздастся по вере дикарской орде!
Пусть они не отыщут укрытья нигде!
Пусть тогда лишь вернется победная рать,
Когда некого более будет карать!
И быть может - бойца, что вернется с войны,
Будут мучить ночами кошмарные сны,
Но, проснувшись, он скажет: "Мир жив. Я живу.
Лучше страшные сны, чем кошмар наяву".



Нестеренко

[Akrill]

Благородство и подлость, отвага и страх –
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже –
Мы такие, какими нас создал Аллах!



Если глупый лекарство дает тебе – вылей!
Если мудрый подаст тебе яду – прими!



Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой.
Когда-то коврик я стянул отсюда,
Истерся он, хочу стянуть другой.



Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть!



Мы – источник веселья и скорби рудник,
Мы – вместилище скверны и чистый родник.
Человек – словно в зеркале мир – многолик.
Он ничтожен – и он же безмерно велик.



Отчего всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертие не захотел?
Если мы совершенны - зачем умираем?
Если не совершенны - то кто бракодел?



Чтоб мудро жизнь прожить знать надобно немало.
Два важных правила замни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.




Омар Хайам

[Akrill]

Я не ропщу, и мне не страшно
Коснуться сердцем пустоты.
Могу представить, как однажды
Не мне подаришь ты цветы.
Как не со мной разделишь вечер.
Как встретишь ты с другой рассвет.
Я знаю – в мире все не вечно,
И сердце не укрыть от бед.



Мэй Антонина

[Eczistencia]

Красиво...всегда почему-то женские стихи казались мне более глубокими...

[Akrill]

Eczistencia, может потому, что они тебе ближе...

__________________________________________________


Ты никогда не сможешь рассказать,
Что видел, по чужой стране блуждая;
Быть может, там открылись двери рая,
Но нам об этом не дано узнать...

Там звук надрывный лопнувшей струны
Разрежет тишину неумолимо,
Как эхо распрямленной тетивы:
Стрела в тебе, пускай она незрима...

И кто-то бросит любопытный взгляд,
А кто-то упрекнет самодовольно,
Тебе невольно сделав этим больно.
Ты промолчишь. В раю ты видел ад...



Из книг Олди

[Akrill]

Мое счастливое лицо
не разболтает ничего;
на пальце я ношу кольцо,
а шеей — чувствую его.


Тому, что в семействе трещина,
всюду одна причина:
в жене пробудилась женщина,
в муже уснул мужчина.


Господь жесток. Зеленых неучей,
нас обращает в желтых он,
а стайку нежных тонких девочек —
в толпу сварливых грузных жен.


Хотя и сладостен азарт
по сразу двум идти дорогам,
нельзя одной колодой карт
играть и с дьяволом, и с Богом.


Никто из самых близких поневоле
в мои переживания не вхож,
храню свои душевные мозоли
от любящих участливых галош.


Что расти с какого-то момента
мы перестаем — большая жалость:
мне, возможно, лишь два сантиметра
до благоразумья оставалось.


Когда-нибудь я стану знаменит,
по мне окрестят марку папирос,
и выяснит лингвист-антисемит,
что был я прибалтийский эскимос.


Куда по смерти душу примут,
я с Богом торга не веду;
в раю намного мягче климат,
но лучше общество в аду.


Однажды летом, в январе,
Увидел я слона в ведре.
Слон закурил, пустил дымок
И мне сказал: "Не пей, сынок!"



Гарики Губермана

[Eczistencia]

Akrill...да, наверное именно поэтому)
Да...всегда восхищалась Губерманом, так поддеть то самое больное в сатирической и стихотворной форме...действительно талант и ум.

[Akrill]

Eczistencia, мне далеко не все у Губермана нравится... но талант есть, это да

__________________________________________________


Песчаные холмы, поросшие сосной.
Здесь сыро осенью и пасмурно весной.
Здесь море треплет на ветру оборки
свои бесцветные, да из соседских дач
порой послышится то детский плач,
то взвизгнет лемешев из-под плохой иголки.

Полынь на отмели и тростника гнилье.
К штакетнику выходит снять белье
мать-одиночка. Слышен скрип уключин:
то пасынок природы, хмурый финн,
плывет извлечь свой невод из глубин,
но невод этот пуст и перекручен.

Тут чайка снизится, там промелькнет баклан.
То алюминивый аэроплан,
уместный более средь облаков, чем птица,
стремится к северу, где бьет баклуши швед,
как губка некая вбирая серый цвет
и пресным воздухом не тяготится.

Здесь горизонту придают черты
своей доступности безлюдные форты.
Здесь блеклый парус одинокой яхты,
чертя прозрачную вдали лазурь,
вам не покажется питомцем бурь,
но заболоченного устья лахты.

И глаз, привыкший к уменьшенью тел
на расстоянии, иной предел
здесь обретает - где вообще о теле
речь не заходит, где утрат не жаль:
затем что большую предполагает даль
потеря из виду, чем вид потери.

Когда умру, пускай меня сюда
перенесут. Я никому вреда
не причиню, в песке прибрежном лежа.
Объятий ласковых, тугих клешней
равно бежавшему не отыскать нежней,
застираннее и безгрешней ложа.



Бродский

[Akrill]

Я встретил путника, он шел из стран далеких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.

Из полустертых черт сквозит надменный пламень -
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что смогли столетья пережить.

И сохранил слова обломок изваянья:
"Я - Озимандия, я - мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!"

Кругом нет ничего... Глубокое молчанье...
Пустыня мертвая... И небеса над ней...



Andronic

[Akrill]

Кончается столетье. Что до года,
То он, наоборот, еще в начале;
День - в середине. И стоит с утра
Достаточно пристойная погода
(Хоть местный климат - повод для печали) -
По крайней мере, лучше, чем вчера.
Мороза, слава богу, нет. И солнце
Круглится с неба ликом, как сэнсэй
(Взошедшее недаром у японца,
Чтоб закатиться где-то в USА).
У нас оно проездом. Горожане,
Разнообразя солнцем рацион,
Ползут в убогий сквер за гаражами
Свершать свой променад и моцион.
Зигзагом нарезая площадь сквера,
Друг друга, за отсутствием кота,
Гоняют с громким лаем два терьера,
Счастливые от носа до хвоста.
Хозяйкам их носиться нет причины,
Хозяйки обсуждают tete-а-tete,
Какие все же сволочи мужчины
И тридцать пятой серии сюжет.
Сидит старушка с сумкой на скамейке,
В глазах печаль: она бы подала
Кусочек хлеба воробьев семейке,
Но дорог хлеб, а пенсия мала.
Три мужика нетрезвые небыстро
Шагают. Ведь пропились до рубля,
Но спорят о делах премьер-министра,
Ритмически употребляя "бля".
Два старичка таращатся на доску,
Уйдя в ладейный эндшпиль с головой,
И рыжий шарф в зеленую полоску
Напоминает вымпел боевой.
Вот, сев на спинку лавки, где посуше,
Тинэйджеры пьют пиво полчаса;
В наушниками заткнутые уши
Из плееров вливается попса.
А вот двадцатилетняя особа
Коляску с сыном катит вдоль пруда;
По ней заметно, что она особо
Своим произведением горда.
(Хотя совсем не думала о сыне,
Что вырастет, понятно, без отца,
Когда, потея, корчилась в машине
Под телом распаленного самца.)
И я, сего пейзажа наблюдатель,
Наискосок по скверу прохожу,
Спеша в метро, где ждет меня приятель,
И по пути рассеянно гляжу
На псов, на их хозяек, на старушку,
На старичка, что объявляет шах,
На мужиков, устроивших пирушку,
На молодежь с затычками в ушах,
На женщину, которая гордится
Тем, что не сделала аборт в июле,
Залет не посчитавши за беду,
И мальчика, что в срок успел родиться,
Чтоб умереть от большевистской пули
В две тысячи семнадцатом году.



Нестеренко

[Akrill]

Солнце гарью давится
На столе небес.
За Порог отправиться –
Мне или тебе?

На судьбу, сердешную,
Злобы не держу:
Повезёт сильнейшему –
Слова не скажу.

Страх со мной не справится,
Если рядом друг.
Грозно улыбается
За спиною лук,

И к ладони ластится
Рукоять меча…
Голова не скатится,
Если – на плечах!

Я не воин – труженик
В жизни и в бою.
Я люблю оружие,
Драться – не люблю!



Из книг Ивановой

[Akrill]

Провинция справляет рождество.
Дворец наместника увит омелой,
и факелы дымятся у крыльца.
В проулках - толчея и озорство.
Веселый, праздный, грязный, очумелый
народ толпится позади дворца,

наместник болен. Лежа на одре,
покрытый шалью, взятой в альказаре,
где он служил, он размышляет о
жене и о своем секретаре,
внизу гостей приветствующих в зале.
Едва ли он ревнует. Для него

сейчас важней замкнуться в скорлупе
болезней, снов, отсрочки перевода
на службу в метрополию. Зане
он знает, что для праздника толпе
совсем не обязательна свобода;
по этой же причине и жене

он позволяет изменять, когда б его не грызли
тоска, припадки? Если бы любил?
Невольно зябко поводя плечом,
он гонит прочь пугающие мысли.
...Веселье в зале умеряет пыл,

но все же длится. Сильно опьянев,
вожди племен стеклянными глазами
взирают вдаль, лишенную врага.
Их зубы, выражавшие их гнев,
как колесо, что сжато тормозами,
застряли на улыбке, и слуга

подкладывает пищу им. Во сне
кричит купец. Звучат обрывки песен.
Жена наместника с секретарем
выскальзывают в сад.
Орел имперский, выклевавший печень
наместника, глядит нетопырем...

И я, писатель, повидавший свет,
пересекавший на осле экватор,
смотрю в окно на спящие холмы
и думаю о сходстве наших бед:
его не хочет видеть император,
меня - мой сын и цинтия. И мы,

мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Зачем куда-то рваться из дворца -

отчизне мы не судьи. Меч суда
погрязнет в нашем собственном позоре:
наследники и власть в чужих руках...
Как хорошо, что не плывут суда!
Как хорошо, что замерзает море!
Как хорошо, что птицы в облаках

субтильны для столь тягостных телес!
Такого не поставишь в укоризну.
Но может быть находится как раз
к их голосам в пропорции наш вес.
Пускай летят поэтому в отчизну.
Пускай орут поэтому за нас.

Отечество... Чужие господа
у цинтии в гостях над колыбелью
склоняются, как новые волхвы.
Младенец дремлет. Теплится звезда,
как уголь под остывшею купелью.
И гости, не коснувшись головы,

нимб заменяют ореолом лжи,
а непорочное зачатье - сплетней,
фигурой умолчанья об отце...
Дворец пустеет. Гаснут этажи.
Один. Другой. И, наконец, последний.
И только два окна во всем дворце

горят: мое, где, к факелу спиной,
смотрю, как диск луны по редколесью
скользит и вижу - цинтию, снега;
наместника, который за стеной
всю ночь безмолвно борется с болезнью
и жжет огонь, чтоб различить врага.

Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на задворках мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри;
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.



Бродский

[Akrill]

Это слово с губ
Как стрела вдруг
Протыкает сердца
Поточнее свинца
Ни к чему пистолет
Если можно в ответ
Просто тихо сказать: "Нет"...



ms_destiny

[Akrill]

Я не знаю, о чем говорить,
Я не знаю, сказать - не сказать?
Чью-то душу навеки разбить,
Чье-то сердце обратно собрать?

Я не знаю ответ на вопрос,
Ничего я не знаю, поверь.
В твоем голосе слышу мороз,
В твоем доме захлопнута дверь.

Я ответить тебе не боюсь,
Только надо ль? Не знаю, а жаль.
С правдой я никогда не борюсь,
Только с правдою рядом печаль.

Только правда порою беда,
Ее лучше и вовсе не знать,
Чтобы счастье свое навсегда
Сохранить. У судьбы отстоять.

Я не знаю ответ на вопрос,
Что же лучше? Где правда где ложь?
Только стоит ли истина слез?
Нет, не стоит. Но ты не поймешь...

[Akrill]

Могу не то, что года -
Всю вечность исполнить соло.
Но есть минуты, когда
Мне нужно слышать твой голос.

Наверно, это недуг.
Заразный и беспробудный.
Но мне уютней в бреду,
А не в реальности будней.

Упряма. Недалека.
Всегда поступаю глупо.
И замирает рука
Над телефонной трубкой.

Не вовремя. Без причин.
Опять отвлеку от дела.
Ругай, только... Не молчи:
Я просто ожить хотела,

Тоску мечтою глуша.
Напрасно? Это не новость.
Я перестану дышать -
Я буду слушать. Твой голос.



Иванова

[Akrill]

Я приду и сяду за столик
Близ того, кто кажется нежным.
Я приду за порцией боли,
Как расплатой за миг надежды.
Я от тьмы, холодной и зыбкой,
Скроюсь на освещенном крыльце -
И с порога ищу улыбку
В обращенном ко мне лице.
Я приду, и - кони с обрыва! -
Мне уже не сдержать души.
Как мне долго и терпеливо
Удавалось спокойно жить!
Я приду, но не верю в чудо.
Так послушай, просьба к тебе:
Раз надежда жива покуда,
Ты скорее ее убей,
Отвернись, отвергая сразу,
Не давай к тебе прирасти.
Хватит взгляда и полуфразы -
Я уйду с твоего пути...
Я пугаюсь любви и боли,
Как боюсь распада души.
Пощади! У меня нет воли,
Чтоб уйти и, как раньше, жить.

[Akrill]

Я обитатель мест, непригодных для обитанья,
Гражданин Атлантиды, взирающий с волнореза
На плавники акул, для которых вопрос питанья
Вскорости разрешится. И явственный хруст железа
Под колесом Истории мне не терзает слуха -
Нет, мне не жаль Империи! Жаль, что хотя бы глотку
Ты надорвал от крика, но населенье глухо
И ни фрегат не строит, ни даже простую лодку.
Я пассажир "Титаника", едущий в третьем классе,
Знающий все про айсберг задолго до катастрофы,
Надо бы сдать билеты, но нам не пробиться к кассе,
Вот и стоишь, как четки перебирая строфы.
Впрочем, причем тут четки? Одна только мысль о боге
Есть оскорбленье разума, равно как и свободы.
Некого умолять, и, по-видимому, в итоге
С точностью до минуты над нами сомкнутся воды.
И виноваты в этом не айсберги и вулканы -
Просто закон Истории в действии. Semрer idem.
Что ж, господа атланты, наполним свои стаканы,
Выпьем за дальний берег, которого не увидим.




Нестеренко

[Akrill]

Чью-то душу, жизнь чужую – раз! - беру легко и просто,
Растяну, разглажу в пальцах и заставлю быть своей.
Разве я виновен, мама, что я выше неба ростом?
Разве мне хотелось, мама, отличаться от людей?
Ведьмоватая татарка помнишь, что мне нагадала,
Там, далеко, на уральском, на железном руднике?
Жгла перо, считала звезды, камни на восход бросала…
Я ее горячий шепот до сих пор держу в руке:
“Мне твои глаза сказали – ты не с нами будешь, мальчик,
Человеческие пальцы не расчешут твой вихор.
С кем ты будешь, я не знаю. Знаю – ты большой обманщик.
Ты уже сейчас играешь - гасишь взглядом мой костер”.
А костер шипел и кашлял, искры улетали в небо…
По татаркиному слову все и вышло, с той поры
Я среди людей тоскую, не прошу вина и хлеба,
Зажигаю чьи-то души. И гашу их. Как костры.

[Evelin]

я сердцу прикажу железным стань!
Я сердцу прикажу про все забудь!
Не сломится под тяжким грузом сталь,
А если и согнется, то чуть чуть...
НЕ знает сталь ни страха и ни грез,
Ей безразличны нежность или боль,
Ей нипочем жара или мороз...
У стали есть предназначение - бой!
Бой тяжек и опасен - не беда!
Клинок в бою сломается - не жаль!
Сталь не растает, как кусочек льда!
И в смерти сталью остается сталь!
Звенит мой меч, и топчет травы конь,
Затянута багровым дымом даль...
Пусть ветер битвы жарок, как огонь,
В нем лишь закалку обретает сталь!!
И смерть бежит от тех, кто ищет смерть!!!
..А после битвы горечь и печаль приходят вновь...
от них защиты нет...
Нет даже слез - не может плакать сталь...
Нет смерти!...но и жизни тоже нет...
И тишина страшней, чем шум войны...
..........Сумеет ли в душе зажечься свет,
А сердце стать живым, а не стальным????

[Akrill]

Жизнь научит смеяться сквозь слезы,
Жизнь научит бесстрашным быть в страхе,
Усмехаться в ответ на угрозы,
Не дрожать, когда лают собаки.
Жизнь научит любить, кого любишь,
Ненавидеть, кого ненавидишь,
Забывать то, чего не забудешь,
И не видеть того, что видишь.
Полагать за реальность кошмары
И во лжи видеть горькую правду,
Принимать хладнокровно удары,
Презирать и презренье, и славу.
Жизнь научит ценить, что теряешь,
Не жалеть того, что имеешь,
И прощать то, чего не прощаешь,
И не верить тому, чему веришь.
И, командуя, слушать команды,
И лететь на потерянных крыльях...
Жизнь научит быть сильными - слабых,
Жизнь научит быть слабыми - сильных.



В.В. Шлахтер

[Akrill]

Ещё я жду тебя, мой синеглазый.
Хоть знаю - не прийти тебе за мной.
Ты быть бы мог полковником спецназа.
А я - твоей красавицей женой...
Календаря назад не передвинуть...
Давным-давно понять бы мне пора,
Что ты, не встреченный, должно быть сгинул
В далёких, солнцем выжженных горах.
Мне снилось, как ты тщетно ждал подмоги,
Отстреливался и слабел от ран...
На камне тлели чёрные ожоги,
По кручам плыл пороховой туман...
А те, другие, подбирались ближе,
Совсем без страха двигались вперёд...
Быть может, ты ещё успел услышать,
Как стрекотал далёкий вертолёт,
И в тот же миг под край помятой каски
Шальная пуля клюнула? Бог весть...
А я живу. И сочиняю сказки
Про благородство, мужество и честь.
Про то, как помощь всё-таки поспела,
Как кто-то вынес друга на руках,
Про то, как пуля мимо просвистела
В далёких, солнцем выжженных горах...



Семёнова

[Akrill]

Я не бретгартовский герой,
И не джеклондоновский тоже;
Золотоносною горой
Я состоянье не умножу,
Мне не форсировать Юкон,
Мне не блуджать в отрогах Сьерры,
Символизировать закон
Мои не будут револьверы;
Натужно выдыхая пар,
Некормленная злая лайка
Сквозь белый ледяной кошмар
К далеким приискам Клондайка
Моих тащить не будет нарт,
И знойным вечером в июне
Засаленной колоде карт
Я не вручу судьбу в салуне;
На самом дальнем рубеже
Не буду в тундре бить оленей...
Читатель, верно, ждет уже
На эту тему сожалений -
Раrdоn, читатель, за жаргон,
Но обломись по полной мерке!
Диван удобней, чем фургон.
Я не мечтаю о проверке -
Смогу ль, мол, я... Да не смогу!
Пускай другой, кто смел и зорок,
На брюхе ползает в снегу,
Когда на солнце - минус сорок.
Пусть ест на ужин сапоги,
Теряет силы не однажды,
Теряет зубы от цинги,
Теряет голову от жажды,
Назад плетется, худ и груб,
Добывший меньше, чем потратил,
И пусть его замерзший труп
Найдет весной собрат-старатель,
Который тоже прет вперед,
Но никуда ему не деться
От той же доли: в свой черед
Пасть жертвой гризли иль индейца,
Иль собственный его дружок,
Дождавшись, чтобы все уснули,
С него востребует должок
При помощи ружейной пули;
Пусть, ссыпав золото в мешок,
Бежит он, вспоминая стычку,
А после, подавив смешок,
Последнюю истратит спичку,
И, вставши в рост в полярной мгле,
Ножом встречает волчью стаю...
А я, устроившись в тепле,
Пока об этом почитаю.



Нестеренко

[Akrill]

Бывают слова – дрова
Чтоб ярче горел огонь
Бывают еще слова
Колючие – только тронь
А мне о других печаль
(А вдруг они не придут?)
О тех, которые сталь
Как вату в ладонях мнут
Которым предела нет
Названия и лица
Слова, из которых свет
Навылет – через сердца



ms_destiny

[Akrill]

Жизнь была ползучим гадом
Бессердечным как скала.
Слезы градом, небо - адом,
Жизнь была... была... Была!
Нескончаемая сила,
Непомерная цена.
Жизнь была невыносима,
Но уж точно не скучна.

[Akrill]

Ты улыбнись и пусть пурга,
Но знай, весна настанет.
Не надо плакать и тогда,
Когда меня не станет...

Уйди в пургу, найди ответ,
Где горе не достанет,
Найди любовь и меру лет,
Когда меня не станет...

Тебе отсюда мой привет,
Ведь светлый день настанет,
Иди вперед, там боли нет,
Когда меня не станет...

Взлетай, возьми звезду в ладонь,
Здесь крылья не расправить,
Лети и пусть горит огонь,
Когда меня не станет...

И в этой песне есть ответ,
Надежда утром встанет,
Пусть будет жизнь и добрый смех,
Когда меня не станет...

[Akrill]

Наш век – арена битв...
Но как посмели
Вы, раб Его, вы – человек, не Бог,
Жизнь молодую положить у ног
Властителя чертовской карусели?
Сильнейшие сломить его хотели,
Да не сумели выиграть войну...

Я им не ставлю этого в вину.
Пусть полегли они, мы следом ляжем.
Но кто-то встанет над курганом нашим
И в рог бараний скрутит сатану.
Не отпевайте ж до поры живого -
Проснется жнец, когда зерно взойдет...

[Akrill]

Был век Золотой
Блистали поэты
Простой красотой
Роскошного лета
Не кланялись лжи
Дрались на дуэли
И душ за гроши
Губить не умели

Но кончился зной
Душистый и пьяный
Осенней грозой
Серебряный грянул
Дни были лихи
И белы одежды
И стали стихи
Последней надеждой

Железный настал
Холодный и дикий
Он рифмы искал
Под взрывы и крики
И там, где дрова
Отыщешь едва ли
Простые слова
Сердца согревали
______

Громки и быстры
Весенние реки
Фантики пёстры
В Пластмассовом веке
И режутся в игры
В слезах и на нерве
Бумажные тигры
Да книжные черви…




ms_destiny

[Akrill]

Ставни распахнуты. Стёкла раскрошены.
Ворох бумажных осенних листьев.
Слёзы дождя, словно отзвуки прошлого.
Пусто. Безжизненно. Просто. Чисто.

Нет ни души в обескровленной комнате.
В рамах давно уснули портреты.
Щёки цветов побледнели на холоде.
Делаешь шаг. Вопрошаешь: "Где ты?..."

Лишь тишина ответит. Молчанием.
Даже следов моих не осталось...
Лодка души без надежды отчалила.
Я не дождался. Какая жалость...

Вздрогнешь. Закроешь лицо ладонями.
Вспомнишь: грозился уйти однажды -
В час, когда небо разрежут молнии -
Миг, когда станет несносной жажда...

Нет, не пугал, не играл и не ёрничал:
Просто - устал от непонимания.
В муках рождения тягостно корчиться,
Если ребёнок... один останется.

Сколько миров натворил - и не вспомнится!
Но ни один из них не закончен.
Может, настала пора успокоиться -
Я и ушёл? По-английски. Молча...

Тенью бессильно на стул опустишься.
Даже не плачется - слишком поздно.
В памяти снова взошли над пустошью
Ласковых глаз печальные звёзды...

Мудрый, наивный, смешной волшебник!
Был всеми сразу - и чёртом, и богом.
Был... Не услышал речей хвалебных...
Чудится? Чьи-то шаги за порогом...

Сердце - комок дурного предчувствия:
Остановилось. Пустилось вскачь...
Здравствуй! Прости - полчаса отсутствовал:
Кофе закончился... Что ты?! Не плачь!




Иванова

[Akrill]

По длинным лентам ста дорог,
Не заезжая в города,
Фургончик старый долгий срок
Спешит неведомо куда.

Из леса в лес, из дола в дол
Невозмутимо, как всегда,
Влечет повозку старый вол,
Минуя мили и года.

Возница не грустит ничуть,
Хотя в заплатках старый плащ.
Без остановок держит путь
Повозка вдоль веселых чащ.

Бродячий цирк иль балаган –
Актеров странствующих дом?
Отбившийся фургон цыган?
Или торговец едет в нем?

"Ответь мне, странник, - я спросил, -
Что ждет тебя в конце пути?
Зачем ты тратишь столько сил
И что стремишься ты найти?"

"Не все так просто, - он сказал, -
Что раз от деда и отца
Простую правду я слыхал:
Дороге этой нет конца.

Из мира в мир, сквозь ночь и день,
Взбираясь вверх, сбегая вниз,
Ведет она, пронзая тень,
Туда, где светел мир и чист.

И только кто не стар душой,
Желая, чтоб сбылись мечты,
Забыв покой, уйдет со мной,
Теперь решай, идешь ли ты".

Я не сказал ни да, ни нет,
Лишь изумленно промолчал.
Повозки той растаял след,
Но голос еще много лет –
"Идешь ли ты? Идешь иль нет?" –
В ушах моих звучал...